Вид Киевской улицы
Предлагаемый текст к «Видам Тулы» мы предприняли написать с тою единственно целию, чтобы облегчить понимание рисунков теми из читателей, которые никогда не бывали в нашем городе. Мы отнюдь не берём на себя обязанности высказывать наше мнение об искусстве, которое требует достаточного изучения теории перспективной живописи и постоянного занятия одним и тем же предметом. Следовательно, претензия на знатока этого дела «да мимо идёт нас». Мы можем только как граждане Тулы свидетельствовать, что г. Шеле снимал с натуры виды нашего города с удивительною отчётливостью, был верен точности до педантства, и, не гоняясь за блеском, сделал скромное издание не на глазированной бумаге, без излишних украшений и оттого был в состоянии определить ему такую умеренную цену. Да не оскорбится он выражением нашим «был верен точности до педантства,» мы, право, не умели лучше выразить мысль нашу, рассматривая добросовестные труды его. Следовательно, на изображения, рисованные г. Шеле, можно вполне положиться; ибо верность, как изволите знать, составляет одно из главных требований в искусстве этого рода. В портретной живописи желают видеть разительное сходство лица, в перспективной – математическую точность зданий и местностей в отдалении. Это непреложные условия, от которых художнику не позволено уклоняться. Текст наш к «Видам» есть просто путеводитель по городу; мы рассказываем о тех строениях и местностях, до которых коснулся карандаш даровитого нашего г. Шеле. Итак, к делу, читатели.
Одна из лучших, многолюднейших и торговых улиц в Туле, без сомнения, есть Киевская улица, получившая странное своё название от Киевской почтовой дороги, которая собственно носит наименование Тульско-Орловского шоссе. Уверяют, что в Туле богатые купеческие конторы исстари имели с Киевом постоянные сношения; а так как дома, которые производили эту торговлю, всегда находились на проезжей улице по тракту в Орёл, то будто бы это подало повод к нынешнему её названию. В XVII веке она ещё называлась Крапивенскою, по уездному городу этого имени. Как бы то ни было, только в настоящее время, если мы не ошибаемся, ни в какой губернии, лежащей в средней полосе России, нет улицы в городе, носящей название Киевской.
На улице, о которой мы повели речь, находятся два огромные корпуса присутственных мест и большое здание, в котором помещается Духовное училище. Напротив этих строений в виде двух квадратов раскидываются два небольшие бульвара, из которых на одном лет двадцать тому назад было единственное наше гульбище, где нередко игрывала военная музыка квартировавшего в Туле пехотного полка.
Большая половина домов на Киевской улице обвешана разноцветными вывесками. Это – наш Кузнецкий мост, наша Тверская. Здесь находятся богатые магазины и лавки с разными товарами, ценность которых мы не можем определить за неимением данных. Здесь книжная торговля, если только можно назвать торговлею открытые двери лавок, в которых редко купят в день два, три учебника, или две, три дешёвые книги. (Книжная торговля упала в Туле в течение последних десяти лет.) Здесь кондитерские, аптеки, театр, ресторации, почтовая гостиница, русские трактиры (первый сорт), множество постоялых дворов, множество серебряных и часовых дел мастеров, множество цирюльников, сапожников, башмачников, переплётчиков и портных, которые если верить их вывескам, все до одного ученики известнейших портных, проживающих в обеих наших столицах (верьте им!). Огромные виноградные кисти, дурно вызолоченные, висящие над дверьми магазинов, доказывают, что на Киевской улице существуют и погреба с иностранными винами, и погреба, где продаются свежие фрукты; здесь увидите вывеску неизбежного немца-булочника, услышите неизбежный вопрос: «Was ist das?»; словом, на этом данном пространстве весёлого нашего города – чего хочешь, того просишь.
Бывший наш военный губернатор князь Андрей Михайлович Голицын (ныне сенатор) желал вытянуть две линии деревьев по обеим сторонам обывательских домов, рядом с тротуарами. Значительная ширина улицы давала тому всю возможность. Исполнение никогда не затрудняло князя Андрея Михайловича, который любил всегда действовать по военному: сказано – сделано. И действительно, при нём ещё фронт деревьев давал уже молодые побеги и густую зелень; но, к сожалению, убила растительность не небрежность, а едкая известковая пыль вновь проведённого шоссе. Лучшим доказательством этого служат липы у дома аптекаря Бейера, которые, несмотря на всю заботливость аккуратного домохозяина, с каждым годом уничтожаются. И потому ныне сделано распоряжение вместо лип и берёз сажать клён и тополь, как деревья не столь нежные. Это последняя попытка. Ежели она не удастся, то предположено уничтожить деревья, как они были уничтожены и на Невском проспекте. Прибавим ко всему сказанному нами, что шоссе, пролегающее чрез всё протяжение Тулы, соединяется с Орловским шоссе за городским предместьем.
Надобно доложить вам, что городская больница и воспитательный дом, два обширные здания с двумя старинными садами, находящиеся один против другого, близ шлагбаума, удалены каждый сажень на восемь в сторону от прелестной перспективы Киевской улицы, и потому они вышли из рамы рисунка.
Пункт воззрения, с которого снимали вид Киевской улицы, был городской шлагбаум; следовательно, художник смотрел на неё с горы вниз, и потому отдалённые здания не могли изображены быть так, как ближайшие относительно натуральной величины своей. Таков закон этого рода живописи.
На правой стороне первый дом с одиннадцатью окнами [двенадцатое закрыто ветвями], к которому примыкает каменная ограда цветника, – это флигель упомянутой градской больницы, существующей с начала текущего столетия.
Рядом с сказанным флигелем градской больницы, вы видите Дом Инвалидов покойной статской советницы Прасковьи Петровны Баскаковой. Баскаковский Инвалидный Дом учреждён по высочайше утверждённому 6 сентября 1808 года духовному завещанию. В этом богоугодном заведении впоследствии приняла непосредственное участие мать её, коллежская советница Марья Васильевна Веницеева, которая так же, как и Баскакова, внесла капитал в Тульский Приказ общественного призрения на содержание такого же числа инвалидов. Вся сумма, принадлежащая этому человеколюбивому заведению, не превышает, однако ж, двенадцати тысяч рублей серебром. Вот скромное, но прочное приношение покойных благотворительниц, матери и дочери, давших надёжный приют старцам, ратовавшим некогда на поле брани за веру, царя и Отечество! И дряхлые старцы Дома Инвалидов, проникнутые самой пылкой благодарностию, всякий день возносят горячие мольбы о успокоении душ давно преставившихся своих благодетельниц… После этого как не вспомнить мудрые глаголы одного из Апостолов: «Не высокая мудрствующая, но смиренная ведущеся». Современники рассказывают, что М. В. Веницеева была старушка чрезвычайно набожная и делала добро всем бедным, имевшим до неё доступ; ибо она последнее время своей жизни провела в совершенном уединении, посте и молитве. «Для молитвы пост есть тоже, что для птицы крылья», – сказал Иосиф, архиепископ Конисский.
Кстати, заметим здесь мимоходом, что одна из благотворительниц Дома Инвалидов была жена знаменитого юриста нашего Веницеева, обладавшего умом и памятью необыкновенными. Он был несколько лет правителем канцелярии генерал-губернатора Михаила Никитича Кречетникова, заведовавшего пятью губерниями, в том числе и Тульскою. Императрица Екатерина II-я в проезд свой чрез наш город изволила жаловать Веницееву золотую табакерку, наполненную червонцами, сказав: «Я слышала о вашем уме, читала бумаги, вами сочинённые, и знаю вашу опытность; охраняйте Михаила Никитича [Кречетникова]: он человек военный и в делах гражданских легко может ошибаться». Старожилы говорили нам, что мысль устроить в Туле Дом Инвалидов принадлежала покойному Веницееву, который по недостатку средств не мог исполнить задушевного своего желания. Такие препятствия, возмутившие энергическую личность любимца нашего наместника М. Н. Кречетникова, вынудили его обратиться с предложением по этому предмету к дочери своей, Баскаковой, которая, вполне сочувствуя родителю в деле благотворений, завещала наследникам своим учредить, с воли императора, ныне существующий Дом Инвалидов.
Далее: обветшалые деревянные храмины принадлежат тульскому дворянству и существуют только до отделки нового Дворянского дома, а тогда будут сломаны и на месте их предполагают устроить сквер. Храмины, о которых говорим, решительно не заслуживают здесь упоминания потому, что они готовы рухнуть с минуты на минуту.
«Пускай их разваливаются, когда им придёт час уничтожения, – возражают тульские старожилы дрожащим голосом, – а до тех пор они напоминают нам многие события, случившиеся в этих домах». Один из них тот, в котором теперь помещаются столярные мастерские, построен был в девяностых годах прошлого века; другой – тремя годами позднее. А так как новоселье праздновали в них с лишком шестьдесят лет тому назад, то в промежуток этого времени там случались в последовательном порядке такие странные приключения, которые напрашиваются под перо писателя. В одном из сказанных домов случились в один и тот же день двое похорон и три свадьбы… Настоящая мелодрама! Однако ж эти три поспешные брака накликали на себя большую беду: враждовавшие родственники завязали процесс, кончившийся в 1814 году конечным разорением обеих тягавшихся сторон. Это юридическое дело имело до четырёх тысяч листов одной гербовой бумаги… Сомнительно, чтобы и бесконечный процесс Дюона Жарнлиса в романе «Холодный дом» Чарльза Диккенса имел такое огромное количество архивного хлама.
Разумеется, здесь не место удовлетворить вашей любознательности относительно странного стечения упомянутых случайностей, но мы найдём время и местечко в каком-нибудь фельетоне – тогда и там расскажем о столь удивительном скандале… Увидите, что мы, старики, не любим мистифицировать добрых людей, где дело идёт о правде, с которою мы всегда шли рука об руку по длинному пути нашей жизни.
Ещё далее на той же стороне Киевской улицы на рисунке видна с горы одна только крыша мезонина – это также что-то такое, похожее на аббатство, в окна которого нередко смотрят проходящие мальчишки: так время углубило строение в землю! Оно когда-то принадлежало покойному Н. И. Иванову, бывшему тульскому гражданскому губернатору. Это аббатство тогда называлось красивым домом.
Рядом с этим устаревшим строением, в котором в настоящее время квартируют топографы, – новый дом. Его нельзя не заметить на рисунке; атрибуты этого здания: высокая каланча, оканчивающаяся фонарём и шпилем, на котором вывешивают разноцветные шары во время пожара. Словом, это тульская градская полиция и пожарное депо.
Перейдём теперь на левую сторону Киевской улицы. Взгляд, брошенный на вид её в рисунке, останавливается на двух каменных домах – на жилище арестантской полуроты. Это одно из полезнейших учреждений исправительного наказания, действующего прямо на нравственность. Деньги, ими зарабатываемые, обращают на их же содержание. Как ни хорошо в настоящее время упомянутое учреждение, но нет сомнения, что оно может дойти до благодетельных результатов. «Сколько тут материалов для изучения человеческой природы!» – скажем мы вместе с одним английским туристом, осматривавшим колонии нищих и бродяг в Оммершане (Голландии). «Многие арестанты носят на челе клеймо своего бесчестия, поскольку бесчестие отражается на лице человека; другие смотрят там мрачным и тупым взором, которым отличаются люди, принуждённые покориться дисциплине и работать поневоле, только немногие обнаруживают на лице своём чувство собственного достоинства, порождаемого окончанием дневной работы».
Соседний деревянный дом, чистенький и светлый, что с балконом, принадлежит одному из уважаемых в Тульской губернии потомственных дворян – статскому советнику Петру Фёдоровичу Хрипкову, первому кадету Тульского Александровского корпуса, теперь уже старцу преклонных лет… Почёт ему, граждане!
Невольно изумляешься, рассматривая архитектурные формы массивного здания – дома Тульского Дворянского собрания. Но так как он ещё не отделан, то о нём речь будет впереди. Предлагаем читателю краткие сведения о том же предмете.
Фасад дворянского дома высочайше утверждён в 1843 году. Приступлено к закладке его в 1849 году 30 Августа. В ту же осень успели вывести часть бута. Здание имеет в длину по Киевской улице (см. рисун.) 33 1\3 сажени, по Дворянской улице 17 1\3 сажень.
Далее на рисунке г. Шеле изображена одна крыша с балконом, уличные деревья заслоняют всё строение, – это дом тульского совестного судьи Павла Митрофановича Горохова, бывший М. М. Гамалея. Дом, о котором мы говорим, достопримечателен именно тем, что в нём изволил ночевать в проезд свой через Тулу в Бозе почивший ГОСУДАРЬ ИМПЕРАТОР НИКОЛАЙ I-й. Потом, в 1837 году, ныне благополучно царствующий ГОСУДАРЬ ИМПЕРАТОР АЛЕКСАНДР НИКОЛАЕВИЧ в бытность свою в Туле квартировал в этом же доме. Весьма желательно, чтобы богатый владелец украсил гостиную мраморной доской с надписью о пребывании в его доме отца Отечества и августейшего его сына ГОСУДАРЯ ЦЕСАРЕВИЧА… Для верноподданных такое счастие бывает очень редко!
Оконечность вида Киевской улицы замыкается высокою стеною с бесчисленными амбразурами древнего кремля, охраняющего драгоценную нашу святыню – Успенский кафедральный собор, который вместе с колокольнею в следующем выпуске «Видов Тулы» изображены будут гораздо в больших размерах.
Успенский кафедральный собор в Туле принадлежит к тем единственным в своём роде зданиям, носящим на себе печать византийского или новогреческого стиля, на которые никогда не насмотришься. Такова сила впечатлений при внимательном обозрении изящных произведений в зодчестве! Гений зодчего умел сочетать великолепие с огромностию, разнообразие частей с единством целого. Вот что, по нашему мнению, составляет эстетическую прелесть архитектуры. Кто видел Успенский собор в Киеве (одно из древнейших богослужебных зданий в нашем отечестве), тот согласится, что архитектор (изустное предание гласит о графе Растрелли), составляя план нашему собору, много заимствовал данных от Киевского.
Нам не раз рассказывал покойный кафедральный протоиерей Иван Сергеевич Покровский, муж обширной эрудиции, которого все сочинения безвозвратно погибли, что митрополит Платон в проезд свой из Москвы в Киев нарочно останавливался в Туле, чтоб видеть наш собор. «Это было летом 1809 года, – говорил И. С. Покровский. – Мы отслужили литургию, и я выходил из собора, как дорожная карета остановилась у паперти, и я увидел моего благодетеля, высокопреосвященнейшего Платона… С искреннею радостию встретив Московского митрополита с животворящим крестом, мы проводили его к алтарю. Знаменитый иерарх приложился к местным иконам, потом внимательно осмотрел весь храм. Оставляя собор и благословляя нас, служителей алтаря, он сказал: «Ваш собор никогда не позабудешь»… В последний раз, обозревая орлиным взглядом обширное его пространство, он добавил: «И можно ли забыть то, что истинно прекрасно!»
В 1823 году Благословенный (да будет имя его благословенно), подъезжая в коляске к собору, сказал бывшему нашему генерал-губернатору А. Д. Балашёву, с которым сидели вместе: «Пойдём смотреть один из великолепных храмов, которых я видал» (а сколько видел храмов император Александр Первый!). Возвратившись из собора, он изволил сказать графу А. А. Аракчееву, увлекательно улыбаясь: «Я весел, я был в тульском соборе»… Граждане! запишите эти слова: ведь они сказаны Благословенным… Знаменитый учёностию Гумбольдт обратил своё внимание на здание, которому удивлялись его современники. Гумбольдт был в нашем соборе: этого довольно. Иностранец, которого знает весь просвещённый мир (он сделал миру славу), проездом через Тулу идёт взглянуть на святыню нашу и поклониться ей с благоговением… Этого довольно.
Адаптация текста к современной орфографии - М.В. Майоров