Владимир Иванович Егоров
Егоров — маг и чародей
Сегодня кажется, что фотографировать умеет каждый: щелкнул кнопкой мобильника или цифрового аппарата – и всё.
А тогда, много лет назад, в эпоху «застоя» и «развитого социализма», фотография все-таки была искусством. Оно, конечно, принадлежало народу и было увлечением многих, хотя и не очень доступным…
Муки и радости
Судите сами. Мало было иметь хорошую «камеру» - так назвали фотоаппарат профессионалы. Хотя школьники на уроках труда запросто мастерили «фотоаппараты» из спичечных коробков. Так ведь тогда и автомобили некоторые умельцы собирали у себя в гараже. Время было такое - «сделай 
сам». Массовые журналы «Работница» и «Крестьянка» публиковали выкройки платьев, «Наука и жизнь» - всякие полезные советы, ну а «Техника — молодежи» - понятно что. Говорят, в одном из номеров была помещена схема карманной атомной бомбы.
Так вот, сначала покупка «камеры» - по средствам, конечно. Чаще всего это была надежная и недорогая «Смена». Для профессионалов - «Зенит», а для извращенцев - «Кодак» с объективом-гармошкой, возможно, выменянный на водку во время встречи на Эльбе красноармейцев с американскими 
войсками в апреле 1945-го.
Еще нужны были навыки обращения с фотоаппаратом. Но хорошо, красиво, правильно снять — только начало. А потом следовало волшебство, чародейство — обработка пленки и печать снимков. Обычно для этого в самое неподходящее время использовалась ванная комната, очень часто — совмещенный санузел, причем даже в коммунальных квартирах.
Готовились адские смеси — проявитель, закрепитель, устанавливались 
различные ванночки, включалась проточная вода. Все это освещалось, во избежание засветки пленки, красным греховным фонарем. И начиналось колдовство, сопровождаемое постоянным стуком в дверь и криками «ну, скоро?!», матом и повизгиванием.
Ввалившиеся в санузел после процесса граждане, сидя на унитазе, могли рассматривать еще влажные, прикрепленные прищепками к веревкам над ванной фотографии, успокаивались и с интересом узнавали лица, места, события...
Профессионалы-фотографы, работавшие на предприятиях и в учреждениях, конечно, имели собственную лабораторию и умело пользовались этой привилегией, так как вход в нее в любую минуту мог быть закрыт для священнодействия. Зачастую лаборатория служила убежищем для любителей выпить в неурочное время. Возможно, именно поэтому среди профессиональных фотографов было так много пьющих людей.
Первая встреча
… Наш уважаемый Владимир Иванович Егоров, фотокорреспондент заводской газеты «Ударник», был личностью, поистине уникальной во всем, начиная с внешности.
Владимир Иванович — фронтовик, танкист, офицер. И как бы в подтверждение - стройная, хотя и мелковатая, но подтянутая фигура, седоватые волосы аккуратно зачесаны назад, лицо всегда гладко выбрито, а над верхней губой — щеголеватые усики. Глядя на него, мы невольно проникались к нему уважением.
Запомнилась первая встреча с ним. Когда он в качестве визитной карточки выложил свои снимки, мы, сотрудники редакции, честно говоря, просто обалдели.
«Да это же художник!» - воскликнул кто-то из нас и был тысячу раз прав. Знакомые с детства места родного города представали не только и не столько в интересных ракурсах, сколько, несмотря на черно-белую пленку, в очень ярком и выразительном виде, в россыпях огней, штрихах облаков, вихрях воздуха... Необычные очертания зданий, людей, словно увиденных заново...
Потрясенные, мы молчали. Кто-то неловко спросил: «А в цвете вы снимаете?» Тогда мы еще не знали о холерическом темпераменте нашего фотографа.
Он буквально взвился, но, учитывая, что еще не вошел в коллектив, взял себя в руки и медленно, но четко произнес: «Я терпеть не могу эту разноцветную мазню».
И ведь прав был тогда Владимир Иванович. Техника - пока еще несовершенная, печатать цветные снимки – тоже нелегко: требовалась специальная кодаковская бумага, которой в те времена, в разгар «холодной войны», у нас в помине не было, требовались особые реактивы, всё другое. Получалась, действительно, чаще всего мазня...
А его черно-белые снимки были выразительней любой цветной фотографии. Даже выразительней самой жизни. А это уже настоящее искусство.
Беспощадный отбор
Егоров стал трудиться в нашем «Ударнике» - многотиражке прославленного орденоносного петровского завода, гремевшего на всю страну, одного из лидеров оборонной промышленности.
Он приносил снимки из цехов, куда его посылали на задания, и каждый раз изумлял не только высочайшим качеством, необычными ракурсами, но и количеством фотографий.
Снимки какой-нибудь одной ударницы коммунистического труда он раскладывал рядами, штук 50, не меньше, чаще на полу — на столе они не помещались, - отступал, придирчиво рассматривая их издали и, не обращая внимания на замечания и даже протесты окружающих, словно про себя, негромко бормотал: «Так, вот это — ничего, хорошо... Нет, этот не пойдет... Вот это, вроде...»
И пока мы, не успев еще толком присмотреться, пытались что-то выбрать, он быстро наклонялся, выхватывал из рядов негодное, на его взгляд, фото, быстро рвал и бросал обрывки в мусорную корзину.
«Владимир Иванович...» - пытался возразить редактор. Но Егоров махал рукой и продолжал свой беспощадный отбор.
Наконец он уставал, капли пота проступали на его открытом, скульптурном лбу, и он, начиная улыбаться, показывал на два-три снимка, сиротливо лежащие на полу: «Ну, может, эти?..»
Когда количество переходит в качество
Он очень чувствовал и «материал», то есть людей, которых фотографировал, и наши редакционные требования. Да, на многих его производственных фото было заметно влияние тех, далеких, сталинской эпохи, снимков. Было нечто плакатное в людях у станков. Но это вполне вписывалось в наш тогдашний брежневский период, который был попыткой легкого ренессанса, без «перегибов», конечно, времени «кремлевского горца».
Однажды я отправился с Егоровым на весьма ответственное задание. Нужно было написать и сфотографировать, как рабочие передовой бригады в свой обеденный перерыв горячо обсуждают очередное творение бровастого генсека – то ли «Целину», то ли «Возрождение».
Народ встретил нас, понятно, без воодушевления. Но надо – так надо, тем более - для газеты, люди-то наши, советские.
Наспех прожевав бутерброды, рабочие сгрудились вокруг парторга с книжкой. Я вопросительно посмотрел на Егорова. Тот молча кивнул и … застрекотал фотоаппаратом. Я не оговорился. Он щелкал затвором так, как это делают ковбои в кино про Дикий Запад, - почти беспрерывно.
Даже оружейники – народ закаленный, ко всему привычный – и то смутились. Но Владимир Иванович ушел с головой в работу. Он то подбегал к людям, то отбегал, то, схватив подвернувшийся стул, залезал на него и делал несколько кадров… Потом он лег на пол, и я чуть не наступил ему на руку…
Никто не заметил, как Егоров очутился на антресолях огромного старого шкафа, забитого чертежами и техдокументацией. Свесив ноги, он продолжал самозабвенно «стрекотать».
Но вот парторг поднялся и сказал: «Ну, всё, товарищи! По местам!» Народ, вздохнув, стал расходиться, а опомнившийся фотограф жалобно закричал с трехметровой высоты: «Люди! Подождите! Снимите меня!»
Когда ему помогли спуститься, он даже не смог объяснить, как забрался на шкаф…
По дороге в редакцию я спросил его:
- Владимир Иванович, пленка-то дорогая, что же вы ее так изводите, не бережете…
Егоров хитро улыбнулся:
- А разве я у вас беру денег на пленку больше положенного?
- Нет.
- Ну вот! – торжествующе поднял он палец. – Дело в том, что у меня есть блат в нашей авиационной части, в Клокове. И я там за бутылку беру пленку в бобинах, самолетную. У них она идет для фотофиксации боевых вылетов – попадание там, объекты. Ну, пока войны нет, она им особо не нужна. Вот я и пользуюсь…
И добавил:
- Так вот количество неизбежно переходит в качество.
… Конечно, в тот раз, как и обычно, у него получились замечательные снимки. На них были живые люди, делающие над собой усилие. Да еще и ракурсы необычные. К великому сожалению, эти фотографии, пройдя долгий, утомительный процесс согласования, криков и угроз в парткоме, так и не появились на страницах «Ударника». А жаль…
Юрий Кириленко
Часть работ Владимира Егорова можно посмотреть здесь