Воспоминания Алевтины Васильевны Роговой об улице Первомайской07.03.2017

Свои воспоминания об улице Первомайская я хочу начать со знакомства с этой улицей, какой она была в сороковых–пятидесятых годах прошлого века. Начиналась она от кладбища и заканчивалась для нас в конце парка (напротив улицы, которая раньше называлась Техническая). Как я все видела глазами девочки, как воспринимала и хочу рассказать.

Если встать спиной к кладбищу, то улица с левой стороны начиналась двумя кирпичными четырехэтажными домами, где жили рабочие и сотрудники заводов (они стоят до сих пор). Их почему-то называли «бандитскими». Я часто ходила в один из этих домов к папиному двоюродному брату – Андрею Рассадневу, сын которого Сергей Андреевич Рассаднев стал известным в Туле краеведом.

В доме на углу проспекта Ленина (тогда улица Коммунаров) и Первомайской, известный как «круглый», до начала девяностых годов был большой гастроном. Во времена моего детства даже в то время там продавалась и красная.и черная икра, балык и прочие деликатесы, которые большинству людей были «не по карману». Мы же часто покупали там очень вкусную селедку, продавец всегда говорила: «Запомните, если «тело» белое, то селедка хорошая!» Я и запомнила на всю жизнь. В правой части гастронома после отмены карточек перед праздниками продавали муку, очередь занимали с вечера и стояли всю ночь. Семья моего мужа, отец которого в то время работал заместителем председателя облисполкома, тоже стояла в очереди вместе со всеми (это моя ремарка о демократии того времени). Запомнилось, что, когда в Туле на 19 ноября –день артиллерии был салют, то стреляли с крыши этого дома.

На правой стороне этого промежутка улицы располагались одноэтажные дома, которые снесли в начале пятидесятых годов и построили на их месте последние в Туле, так называемые, сталинские дома с излишествами (второй дом стоит на другой стороне проспекта Ленина).

Если перейти проспект, то слева стоял частный дом с небольшим участком, а за ним – фундамент большого дома – «постройка», начатый еще до Великой Отечественной войны. Сейчас на этом фундаменте стоит «дом с башенкой», на первом этаже которого размещается областная детская библиотека. Напротив в небольшом домике, стоявшем наискосок, размещался хлебный магазин и небольшое «заведение», где желающие могли и попить пиво, и взять с собой в бидончике. Потом на этом месте построили уже упоминавшийся сталинский дом (до последнего времени там был магазин «Нива»).

Дальше за «постройкой» была территория военной части. Здесь жила моя подруга – Ида. Ее отец был военным дирижером и его оркестр постоянно играл в парке, за исключением одного летнего месяца, когда приезжали на гастроли симфонические оркестры из других городов. Военный дирижер был в звании майора. Запомнила потому, что у другой моей подруги папа был капитаном и однажды одна из них в споре сказала; «А мой папа выше!» Было и такое.

Семья Иды состояла из четырех человек и жила в бараке в одной тесной комнате. Я часто ходила к ним на территорию части, там мы строили снежные крепости, но их кто-то разрушал. Впоследствии, когда я познакомилась со своим будущим мужем (он жил в доме на проспекте Ленина, где сейчас магазин «Самоцветы»), выяснилось, что это дело рук его компании. Так через пятнадцать лет тайна прояснилась.

За улицей Ф.Энгельса слева начиналась территория больницы им.Семашко (сейчас им. Ваныкина), на углу которой находился «страшный» дом, говорили, что это морг. За больницей располагались военные склады.

Напротив больницы стоял маленький голубой домик. Здесь жила скрипачка, которая перед сеансами играла в кинотеатре «Центральный». Эта была крупная высокая женщина в широкополой бордовой шляпе и ярким макияжем (запомнились ее яркие щеки с искусственным румянцем). «Положение» требовало отличаться от других. Когда мы бывали в кино и слушали оркестр, где играла и эта женщина, то гордились – «она наша».

После улицы Свобода правая часть Первомайской была застроена частными домиками, только на углу Первомайской и Бундурина стоял двухэтажный деревянный дом, заселенный так густо, что казался муравейником из-за большого количества игравшей во дворе детворы. Дальше была территория треста Зеленстрой.

А вот и моя 33-я школа, где я проучилась десять лет. А чуть дальше находился мой дом. Поэтому я завидовала одноклассникам, которые группой шли домой через парк в Серебровский поселок, а мне даже не с кем было возвращаться из школы. Кстати, улица особенно осенью была достаточно грязная и моя мама нередко переводила ребят через дорогу в парк, галоши часто соскакивали и оставались в грязной луже. По улице из-за парка вечером прогоняли коров; по утрам из парковой калитки, которая была напротив нашего дома, появлялись молочницы с большими бидонами – мы покупали у них вкусное топленое молоко.

Жила я в доме на углу Первомайской и Халтурина, здесь в середине шестидесятых годов построили «обкомовский» дом, но деревья, посаженные нами, стоят перед ним до сих пор.

Во время обороны Тулы снаряд попал в соседний дом, к счастью, люди уехали в эвакуацию. Запомнилось, что в развалинах дома мама нашла икону в серебряном окладе (храним до сих пор).

На месте разрушенного дома со временем образовалась большая поляна, где мы часто играли. Прибегали ребята с улицы Свобода из заводских общежитий (их почему-то называли «Цито»), отъявленные хулиганы. Нас не обижали, но меня называли «богачкой», что в те времена считалось большим оскорблением. А происходило это из-за того, что моя мама хорошо шила, а одна из ее племянниц отдавала надоевшие ей наряды из пан-бархата и других тканей (теперь уже мало кто знает об этих материалах, а это настоящий шелк), а мама перешивала из них для меня платья и пальто. А эта племянница была подругой управляющего шахтами подмосковного угольного бассейна (он носил черную красивую форму с погонами). Она была на двадцать лет моложе его, играла на гитаре, прекрасно пела и была для него (семейного человека) и забавой и болью (чувства были). Так вот он «рядил» ее и в шелк и бархат, возил и в Цхалтубо, и в Сухуми, и в Батуми ….Кроме того, моя тетя получала посылки, которые во время войны приходили из Америки в качестве помощи и распределялись среди населения. Ей доставалась одежда для девочек, а у нее были мальчики, так что все наряды переходили ко мне. Естественно, что моя одежда заметно отличалась от той, что носили большинство ребят в тяжелое послевоенное время. Ну как не называть меня богачкой в таких дорогих тканях? Помню, как надев одно из американских платьев и часы (попросила у той самой маминой племянницы), я вышла за калитку на улицу и ловила восхищенные взгляды прохожих. Было мне тогда лет пять. Так во мне и воспитался вкус к красивой одежде.

В конце сороковых годов на нашей поляне построили продуктовый киоск, где мы все покупали продукты, отстояв достаточно долго в очереди.

Первые мои воспоминания связаны уже с послевоенным временем. Счастливым событием было возвращение с войны мужа моей тети. Он сидел на диване в темной зеленой гимнастерке – плотной, хорошего качества(запомнилось). Посадил меня на колени и дарил всем подарки. Мне достался большой набор карандашей фантастических расцветок, неподражаемые немецкие открытки и бинокль с хорошей оптикой, а маме – серебряные вилки и нож, а еще ткань на юбку (даже мне было понятно, какого она высокого качества). Мама сшила из этой ткани юбку и носила много лет, но отличный вид сохранялся.

Напротив нашего дома был вход в парк, мы часто туда ходили гулять. Однажды переходим траншею для прокладки водопровода, которую рыли пленные немцы. Они просят: «Матка, дай хлеба!». А что дать, когда мы его получали по карточкам и самим не хватало.

Проезжая дорога была грунтовой, позже (в начале пятидесятых) ее засыпали нажигой, а вдоль домов проходила тропинка, Прохожих было мало, поэтому улица была в полном нашем распоряжении: сидели на траве на откосах дороги, бегали, прыгали, катались по траве, а зимой – по снегу. Забавы находили в любую погоду и в любое время года. Зимой во дворе заливали небольшой каток, весной сооружали ловушки из снега, чтобы, наступив, человек проваливался в лужу (каюсь!), бросали на ниточке кошелек, смотрели в щелочку в заборе и смеялись, когда человек, только потянувшись к кошельку, вдруг обнаруживал, что тот от него «уплывает». Вечером стучали в окна домов и убегали (родители об этом не знали, иначе нам бы «досталось» – не выпустили бы гулять, что было самым страшным наказанием).

Папа сделал нам ходули, мой старший брат набрасывал на себя что-то длинное и пугал нас (взрослые были уже дома).Одна девочка, года на два моложе нас, очень боялась этого «мохамеда горбатого», так мы называли человека на ходулях. А, чтобы она не рассказала своим родителям, как ее пугают, мы говорили, что этот «мохамед» живет у них на чердаке и, если услышит, что она жалуется, то отомстит. Девочка верила и молчала. Играли в волшебную палочку, прятали ее в парке, а другие ее искали, было весело.

Большая часть нашей детской жизни проходила на улице. Качели папа нам установил во дворе, но качалась вся улица, мы самостоятельно устраивали концерты самодеятельности, на которые приходили взрослые, купив билеты. Потом вся выручка шла на покупку мороженного в парке, которое справедливо делилось между всеми участниками концерта. Зимой самостоятельно заливали во дворе небольшой каток, принося воду из водоразборной колонки, находившегося за квартал от дома. Из этой колонки брали воду для всяких нужд и наши родители.

Радостным событием для всех детей был приезд старьевщика. На его крики: «Кости давай, тряпки давай, утиль давай!» сбегалась вся детвора. Конечно, тряпок в семьях почти не было, но родители умудрялись кое-что «наскрести» и мы меняли все это «добро» на мячики на резинке, свистульки и другие интересные для нас предметы. В ненастную погоду ребята обиралась у кого-то дома; хотя комнаты были маленькие и жили скученно, но никогда родители не выставляли нас в коридор, а тем более на улицу.

Вечером прохожим идти по улице было небезопасно. С одной стороны –парк, с другой (между улицами С.Перовской и Бундурина) – трест «Зеленстрой», напротив которого росли четыре больших туи, затеняя и без того темную тропинку: улица освещалась только лампочками, которые освещали номер дома. Нередко людей здесь грабили, снимали одежду.

Как–то постучал к нам в окно человек в одном нижнем белье, просил дать что-нибудь надеть. Конечно, дали что-то из папиной одежды, хотя у него ее было мало. Однажды в открытую форточку просунулась чья-то рука и потянулась за моим детским пальтишком. Папа схватил что-то в руки и выбежал на улицу, но человек уже убежал в парк.

Когда мы с братом оставались дома одни, родители строго-настрого запрещали кому-либо открывать, тогда ходили всякие слухи и про «черную кошку» и другие страшные истории.

Нередко появлялись и цыгане с предложением погадать. Мне нагадали мужа – писаря, что в общем-то и «подтвердилось» ( он преподаватель в вузе).

Запомнился и такой случай. Мама, брат и я были дома, и во двор зашел незнакомый человек, хотя калитка была на запоре, и стал стучать в дверь. В окно мы увидели, что по внешнему виду он значительно отличался от окружающих нас соседей: был одет в габардиновое пальто (тогда это была большая редкость), шляпе, в руке держал большой кожаный чемодан. Мама была человеком смелым, открыла дверь. Незнакомец начал спрашивать про каких-то людей, а потом попросил оставить у нас его чемодан. Конечно, мама отказала, но вечером было долгое обсуждение этого события и, главное, что же было в чемодане, если человек хотел оставить его у незнакомых людей? Даже предполагали, что там мог быть труп. Страшных историй было много в те времена.

Когда мы с братом оставались одни, то обычно звали к себе наших ровесников – соседских брата и сестру, чтобы не было страшно. Но придумывали такие истории, что становилось еще страшнее, но зато интереснее.

Кстати о соседях. Наш дом был на Первомайской №70, а в №72 жили Чулковы, ближайшие родственники знаменитых Чулковых, выпускавших тульские пряники. Мы с ними дружили и часто бывали у них дома и во дворе. В двух сараях лежала большая вывеска, рулоны бумаги с надписью «Кондитерская Чулкова», интересно было рассматривать всевозможные формы для пряников (кое-что сейчас находится в музее пряников на улице Октябрьской – подаренное Чулковыми). Уже позже я узнала, что семья была репрессирована, старшего Чулкова расстреляли, а младший женился на его вдове, когда все они возвратились с поселения. Дядя Володя работал прорабом на стройке, но часто варил очень вкусные «тянучки» и пряники, иногда угощал и нас. Конечно, эта «продукция» не шла ни в какое сравнение с той, что продавали в магазинах. Но секрет приготовления пряников дядя Володя из-за обиды (мягко говоря) на советскую власть так и не раскрыл. Но, в общем-то был он человеком с большим юмором. Выпив в зарплату, надевал голубые женские панталоны, стянутые у колен резинками ( тогда только такие и были; недаром Ив Монтан , посетив Москву, накупил нижнего женского белья, чтобы парижанки могли увидеть во что одеваются советские женщины), брал трубу от самовара и бегал по улице с криком: «Если дело так пойдет, наша культура процветет!». Улица веселилась.

Когда подросли, стали учиться танцевать танго и фокстрот: во двор выносили патефон с самыми модными пластинками и наш старший сосед – завсегдатай павильона танцев в парке учил нас танцевальным премудростям.

Дворик был небольшой, но места хватало даже для игры в волейбол, вместо сетки натягивали веревку. Окна, конечно, разбивали. Постоянно приходил играть наш дальний родственник– Игорь Москалев, позднее он стал директором театра кукол на улице Советская и был известным человеком в культурных кругах города.

Большим событием для нас стало строительство двухэтажного дома для сотрудников Мосбассгипрошахта. Стройка не охранялась, и вечером мы путешествовали по строительным лесам, по каким-то несовершенным ступенькам поднимались на второй этаж

С 10 лет моего брата возили в клуб "Серп и Молот" в художественную студию замечательного художника Орехова, отказывая себе во всем. Покупали холст, масляные краски, колонковые кисти. По выходным ездили на этюды в Ясную Поляну. Покупали пластинки с классической музыкой на барахолке на Александро-Невской площади -"хиты" на рентгеновских пленках. Родители были интересными увлекающимися людьми, провокаторами многих наших забав..

Таковы мои воспоминания о детстве.

Пришла юность и все переместилось в парк. А улица стала потихоньку застраиваться пятиэтажными домами, появилась асфальтированная дорога и тротуары, пошли троллейбусы и автобусы. Забавы детей следующего поколения стали уже другими.

 

Алевтина Васильевна Рогова