Воспоминания об улице Оборонной Иды Хаимовны Моргулис.
Я прожила на улице Оборонной дом 5 (до войны Воронежская) от рождения до замужества. Это был дом лесопромышленников, миллионеров Аникеевых. Я помню старушку, Марию Николаевну Аникееву и ее горничную, Варвару Никитичну. Мы называли ее Варюшей. Они занимали две комнаты в нашем доме. Варюша работала в банке уборщицей, Мария Николаевна не работала. Жили они на Варюшину зарплату очень скромно, порой продавали вещички-безделушки, оставшиеся у них со старых времен. Мария Николаевна выписывала газеты. Больше никто в нашем дворе газет не выписывал. Я часто ходила к ним читать газеты и журналы. Мария Николаевна всегда была одета в черное, на голове чепчик. Она рассказывала, как они жили до революции. 
На лето снимали дачу под Алексиным, зимой покупала абонемент в московские театры и ездила на спектакли. Помню ее внука Ваню, он жил отдельно и работал в рыбном магазине. В книге «Жизнь Подьячья…» упоминается Дмитрий Аникеев. По всей видимости, это сын Марии Николаевны. Жену его я видела, но самого Дмитрия я не видела никогда. В 1942 году Мария Николаевна заболела. Всю ночь она кашляла, а утром Варюша обнаружила ее мертвой. Через некоторое время мы купили у Аникеевых шкаф и никелированную кровать, которые прослужили нам до 1996 года. Дом Аникеевых состоял из семи комнат. В нашем доме была кухня с большой русской печью и котлом, в котором кипятили белье. Рядом 
была плита, на которой стояли примусы или керосинки, стояло три стола и рукомойник. В доме было два входа – черный и парадный, причем парадный был всегда закрыт. Во дворе дома был большой двухэтажный сарай с балконом. Первый этаж сарая был разделен на три части. Первой частью пользовались мы, второй Наумовы, третью часть сдавали внаем, там был склад. Мы любили играть на балконе. С него был виден соседний двор. В одном дворе с нами жил Алик Наумов (известный тульский краевед Александр Иванович Наумов). Они дружили с моим братом Давидом, разница в возрасте у них была небольшая. Осенью 1941 года женщины выкопали во 
дворе бомбоубежище. Такие бомбоубежища строили во многих дворах. Однако наше бомбоубежище обвалилось, и нам не куда было прятаться. Когда было объявлено осадное положение соседи из дома Оборонная, 6 пригласили нас в каменный подвал их дома. Мы просидели там трое суток. Было страшно. В 12-й дом попала бомба. Многих забрали в армию, в том числе 17-летнего старшего сына Наумовых, который не вернулся с войны.
За хлебом мы ходили в магазин Николаева (дореволюционное название магазина сохранялось до 1950-х годов), на углу Советской и Менделеевской. Помню, очень рано занимали там очередь, чтобы купить хлеба. Когда по радио объявили о начале войны, я и соседские девочки побежали в магазин за солью. В сентябре 1941 года я пошла в школу на ул. Жуковского (ныне спортшкола ул. Жуковского, 5). Когда объявляли тревогу, мы с классом спускались в бомбоубежище. В октябре, когда в Туле ввели осадное положение, занятия прекратились, в школе разместили госпиталь. Несмотря на то, что до конца учебного года мы больше не учились, я получила свидетельство об окончании первого класса. Я была удивлена, когда увидела в нем хорошие оценки. Во второй класс мы пошли в здание 4-й школы в Центральном переулке. Там мы проучились год. У нас была в школе вожатая, Аня. Вместе с ней мы ходили в госпиталь в Дворце пионеров и давали концерты раненым. Я читала стихи, моя подруга, Нина Васильева, пела. Больные лежали в актовом зале, в несколько рядов. Раненые очень хорошо нас принимали, с удовольствием слушали наши выступления. Перед началом 3-го класса (1943 год) школы разделили на мужские и женские. 4-я школа стала мужской, а нас, девочек перевели в 8 школу (современное здание Лицея №1 на пр. Ленина, 16). Однако в 4-й класс я пошла школу №6, которая находилась на углу ул. Коммунаров и Советской (бывшая гимназия Жесмин, здание снесено в 1970-е годы). Через год 6 школу перевели в современное здание на ул. Жуковского. Я окончила школу в 1951 году и поступила в пединститут на учителя математики
Я помню старый цирк. Один раз до войны я была там с папой. Но особенно хорошо я помню как он сгорел. Это было 21 декабря 1949 года. В этот день отмечали 70-летие Сталина. Отмечали очень пышно, от предприятий дарили много подарков Сталину, был открыт даже целый музей подарков, в котором я была. В ту ночь, 21 декабря, мы с мамой проснулись, потому что в доме стало очень светло. У нас была кафельная печь, в которой отражалось пламя пожара, который был в цирке. Огонь был очень высокий.
После смерти Сталина был траур. В актовом здании института было собрание, посвященное смерти вождя. Плакали все – и девочки-студентки и преподаватели. Нас предупредили, чтобы мы не пропускали занятия в эти дни. Но мы, шесть человек из группы, решили поехать в Москву на похороны. Мы выехали автобусом в 12 часов ночи, приехали в 5 утра и взяли такси. Попросили отвезти нас в конец очереди. Все шесть человек мы сели в одну машину, сидели друг у друга на коленях. Приехали к концу очереди, начало светать. Кто-то в очереди спросил: сколько сейчас времени? Другой голос спросил: у кого сейчас могут быть часы? Мы ответили – у нас есть часы и назвали время. Нам ответили: снимите часы, их сейчас раздавят. Мы не знали, что творилось там в предыдущий день. Очередь наша двигалась, улица была чистой. Единственное, что нам бросилось в глаза – смятые решетки на первых этажах домов (это были следы давки в предыдущий день – прим. адм.) Мы дошли до колонного зала, вошли. Сталина мы всегда видели на картинах молодым, с черными волосами, а здесь мы увидели пожилого, седого человека. Он был совсем не таким, как мы видели его на картинах. Затем мы немного погуляли по Москве. Все магазины и предприятия были закрыты из-за траура. На вечернем автобусе мы вернулись в Тулу. Приехали рано утром и отправились на занятия.
Перед сносом дома нам дали квартиру в пятиэтажном доме, который построили на месте 9 дома. Я присутствовала при сносе нашего дома. Когда сняли обшивку, бревна были как новые - ровные , целые. Ломали кафельные печи. Ничего забирать из дома нам не разрешили, все отвезли на свалку…
Ида Хаимовна Моргулис. 2020 год