Воспоминания Михаила Бузовкина
У каждого коренного горожанина в детстве был свой маленький мир: квартира, дом, двор, ближайшие улицы, магазины, кино. Хотя на протяжении жизни мне приходилось переезжать в другие районы города, причём в лучшие квартиры, моё первое место жительства вызывает ностальгию и сегодня.
Я родился в Туле в 1961 году. Жили мы тогда в доме № 2 на улице Комвузовской, вскоре переименованной в улицу Мориса Тореза. Почему улицу назвали именем французского коммуниста, я не знаю. Но как только не обзывали эту улицу! Я видел письмо, пришедшее соседям, с адресом на конверте: Тереза- Мереза. Но письмо дошло! А в новейшие времена я слышал вариант: улица матери Терезы.
Это пятиэтажный дом, построенный в 1958 году, но ещё не «хрущёвка», а типично сталинской архитектуры. Высокие потолки, широкие коридоры, просторные кухни, подоконники, на которых дети свободно могли лежать.
Дом был построен заводом «Штамп», на котором тогда работали тысячи людей. Дома, принадлежащие этому заводу, были разбросаны по всей Туле. Помню время, когда оплачивать коммунальные услуги приходилось в бухгалтерии завода, а для этого ехать через весь город. Потом ввели оплату услуг ЖКХ в сберкассах.
Население дома было пёстрым. Были начальники заводских подразделений, военпреды. Они жили в отдельных квартирах. Одно время здесь жил, ещё школьником, Анатолий Карпов, будущий чемпион мира по шахматам. Он тогда учился в 20-й школе. Но большинство жильцов составляли простые рабочие. Многие были переселены из бараков, подвалов, общежитий в коммунальные квартиры на две-три семьи. Постепенно, по мере широкомасштабного строительства «хрущёвок», а позднее «брежневок», жильцов в доме становилось меньше. Рабочие жили по-своему весело, с песнями и плясками под гармошку во дворе, неприличными частушками, домино, а иногда самогоном и драками. Часто можно было слышать тульский диалект: «упанешь», «жамки», «моя ведёрка», «без двАдцати». У подъездов допоздна сидели пенсионерки. Многие работницы «Штампа» шли на пенсию в 45 лет, по «горячему» стажу на вредном производстве. От незанятости они постоянно перемывали всем кости. Когда я освоил грамоту, с удивлением прочитал табличку на стене: «Жильцы нашего дома борются за коммунистический быт». Я в то время считал, что коммунистический – это что-то хорошее. А тут пьянки, скандалы, драки, сплетни – это коммунистический быт?
Мы жили в квартире на две семьи. Соседи были простыми рабочими: дядя Валя, слесарь на заводе «Арсенал», тётя Лиля, строитель, и сын Серёжа, моложе меня на четыре года. Дядя Валя был очень тихим и, как говорится, имел золотые руки. Отношения с соседями по квартире были хорошими, почти семейными. Коммунальных анекдотов, типа подсыпания соли в суп, не было. Правда, была одна проблема. Электрический счётчик был один на квартиру. Мы должны были платить в складчину. У соседей часто не было денег на своевременную оплату электроэнергии, а моей маме надоедало платить за всех. Приходили контролёры с угрозой отключения в случае неуплаты. Тогда платила всё-таки мама, а соседка в получку честно отдавала ей долг. Так и шло по кругу. Мы вместе ездили в Москву за дефицитом. Если пекли пироги, угощали друг друга.
Война кончилась не так уж давно. Следы её и сейчас встречаются, а тогда... Дворник дядя Жора, выпивши, кричал на весь двор: «Доктор, доктор! Тяжело». На фронте его контузило и засыпало землёй. С тех пор у него возникла привычка в бреду звать доктора. А среди жильцов дома не редкостью были одинокие женщины лет сорока и старше, овдовевшие в войну. Характер у них был не сахар, но это можно понять.
Дворовая территория была переполнена. Хорошо, что тогда мало у кого были машины. А у кого и были, их было принято держать в гаражах, а не возле дома. Двор был окружён четырьмя домами, выходящими на проспект Ленина, улицу Льва Толстого, улицу Мориса Тореза и сквер Туляков - Героев Советского Союза. Во дворе размещались агитплощадка с бесплатным показом фильмов летними вечерами, трансформаторная будка, качели, беседка, много скамеек, площадка для сушки белья. Балкона у нас не было. Почему- то балконы в нашем доме начинались с третьего этажа. Мусор тогда вывозила специальная машина в строго определённое время. Моей обязанностью было выносить ведро и ждать машину. С нашим двором связаны мои первые воспоминания – поцарапанные коленки от падения с детского велосипеда, спуск на санках со снежной горки и многое другое. Каждая асфальтовая дорожка во дворе была расчерчена мелом для игры в классики. Во дворе было много девочек. А для мальчиков зимой заливалась хоккейная коробка. Но двор был маловат для такого населения. Когда нам разрешили выходить за пределы двора, мы стали осваивать другие места.
Мой дом находится напротив Всехсвятского кладбища, окружённого высокой кирпичной стеной. До 1968 года кладбище было действующим. Помню процессии, часто с музыкой, по улице Льва Толстого. Но мы, дети, ещё не совсем понимали, что такое смерть. Одним из наших любимых мест стало кладбище – для нас не место скорби, а зелёный массив с красивыми памятниками. И в самом деле, памятники здесь представляют уникальные образцы резьбы по камню. Здесь живут ежи, совы, галки, вороны. Карканье доносилось до нашего дома. Заросли малины, земляники. Вековые деревья толщиной более метра. Тогда они ещё не начали падать, разрушая ограды и памятники. Мы там охотно гуляли и играли. Никто нам не говорил, что играть здесь нехорошо. Мама многое знала о кладбище и на прогулках рассказывала: здесь лётчик, здесь студенты, погибшие на пожаре, здесь поляки, сосланные в Тулу Екатериной II. Колокольня Всехсвятской церкви, благодаря своей высоте и удачному расположению, видна из разных концов города.
Немного повзрослев, мы стали гулять в Центральном парке, что несколько дальше от дома. Тогда парк ещё не носил имени Белоусова. В парк мы шли по улице Первомайской, мимо красивого дома с беседкой на крыше (проспект Ленина, 62), в котором находится детская библиотека. Тогда я не знал, что в этом доме живут А.Г. Шипунов, В.П. Грязев и другие выдающиеся, но засекреченные оружейники. Не думал и о том, что свяжу свою судьбу с оборонкой. В соседнем доме № 9 по улице Первомайской жил создатель знаменитого пистолета и другого оружия Н.Ф. Макаров. Далее, мимо памятников Павлову и Вересаеву мы шли в парк, где нас ждали все удовольствия: карусели, колесо обозрения, мороженое, лимонад. Конечно, на небольшие деньги, выданные мамой или сэкономленные от школьного буфета. И, конечно, пруды. Ехать купаться за город далеко, а здесь доступно.
Жили мы все скромно, примерно на одном уровне. Гаджетов тогда не было. Игрушки у мальчиков были незамысловатые: солдатики, кубики, пистолетики, деревянные лошадки. А среди случайных находок ценились подшипники, патроны для лампочек, пружины и вообще железки. Ими мы обменивались, проигрывали и выигрывали в спорах.
Наша улица одним своим концом упиралась в стадион имени 50-летия ВЛКСМ, который теперь называется «Арсенал». На стадионе я в детстве занимался фигурным катанием. Другой достопримечательностью улицы является следственный изолятор. Тогда мало кто знал нашу улицу, порой приходилось объяснять: «это где тюрьма». Мамина знакомая, жившая в доме рядом с тюрьмой, рассказывала, что иногда по ночам слышно, как заключённые, проводя акцию протеста, стучат ложками. Улица Мориса Тореза, несмотря на близость проспекта Ленина, была тишайшей. Теперь, конечно, это не так. Обилие машин лишило улицу патриархальности.
Тула менялась у меня на глазах. Перенос трамвайных путей с проспекта Ленина на улицу Фридриха Энгельса в 1962 году я не помню, был совсем маленьким. Мама рассказывала, что она ходила со мной смотреть на огромное количество техники. Очень быстро сняли рельсы и положили асфальт. Я помню, как поблизости был разбит сквер Туляков - Героев Советского Союза, как открывались гастроном на Первомайской, магазин «Книжный мир».
Пока мы не купили телевизор, главным источником знания, после книг и газет, было радио. Приёмник стоял у нас в комнате на шкафу. «Пионерская зорька», «Радио-няня», «КОАПП» – это были мои и не только мои любимые передачи. Школьником в морозные зимы я по утрам слушал прогноз погоды с меркантильной целью: узнать, нужно ли идти в школу. Учился я хорошо, но нечаянные выходные всегда радовали.
Мы с мамой часто ходили на Центральный рынок. Путь проходил по тогда тихой, почти деревенской улице Тургеневской. У частных домиков были лавочки или завалинки, где мы отдыхали на обратном пути. На той же Тургеневской находился мой детский сад. Старинный деревянный особняк с тяжёлыми дверями и сияющими медными ручками. Мы ходили в сад пешком. Однажды в прихожей или я оделся быстрее мамы, или она завозилась с сумками, но я открыл дверь и незаметно вышел. Пошёл в детский садик один. Дошёл. Воспитательница встретила меня без удивления. Вскоре пришла мама. Ругать меня не стала. В садике меня любили нянечки и воспитательницы, потому что я был вежливым и не хулиганил. Воспитательница даже тридцать лет спустя, встречая мою маму на улице, спрашивала обо мне.
Мы с мамой не имели ни дома в деревне, ни дачи, но летом часто выезжали на природу. Тогда и в Подгородних дачах, и на Хомяковских полянах можно было не только купаться, но и собирать грибы и ягоды. Ездили обычно с автостанции на площади Челюскинцев (у Благовещенской церкви). Иногда с Хлебной площади за Центральным рынком. Научившись грамоте, я жадно читал всё подряд, хотя бы и расписание автобусов. И вот я увидел: «Хрущёво». Есть такое село в Ленинском районе. К тому времени Хрущёва уже сняли, но фамилия эта была на слуху. Я сказал: «Мама, смотри, Хрущёво!» Мама сердито ответила: «Тише! Это не тот Хрущёв, что ты думаешь. Это жук такой – хрущ». Так я приобщился к политике.
Мы любили свой район. Пересечение проспекта Ленина и улицы Первомайской, благодаря архитекторам, было красивейшим местом Тулы. Считалось, что мы живём в центре города. Но ещё незадолго до моего рождения это была окраина. Конечная остановка трамвая была в районе стадиона. На улице Коммунаров (проспекте Ленина), напротив Ликёрки и выше, было много деревянных домов. То же и на Первомайской, и на Фридриха Энгельса. Улица Комвузовская до середины 50-х годов состояла из кладбищенской стены, тюрьмы, пустыря и нескольких изб с почерневшими брёвнами. В одной из чёрных изб жил С.И. Степанов – организатор РСДРП, видный революционный и советский государственный деятель. Теперь на месте этой избы стоит пятиэтажный дом с мемориальной доской. Старые туляки рассказывали, что город изобиловал садами. Многие держали в домах голубей или канареек. С конца 1950-х Тула стала интенсивно продвигаться на юг. На Первомайской улице и проспекте Ленина строились красивые жилые дома. Немаловажную роль в создании облика этих мест сыграли большой парк и стадион, корпуса политехнического института. Район стал престижным. Это всё происходило на моих глазах, но, по малолетству, я это не помню.
От нашего дома было недалеко до мест досуга: парка, драмтеатров, старого и нового, кинотеатров «Центральный», «Родина», имени Бабякина.
В те времена в кино ходили все. Незабываемые фильмы тех лет и сейчас считаются жемчужинами советского кинематографа: «Джентльмены удачи», «Бриллиантовая рука», «Белое солнце пустыни», «Необычайные приключения итальянцев в России», «Иван Васильевич меняет профессию», «Анискин и Фантомас»… Всех не перечислить. Мы их смотрели не по одному разу, цитировали героев фильмов. Несмотря на международную напряжённость, в наших кинотеатрах шло много французских фильмов с такими актёрами, как Жерар Депардье, Луи де Фюнес, Пьер Ришар. Мы их не пропускали. А ещё были индийские мелодрамы, но это, скорее, для девочек.
Было и чем полакомиться. В хлебном магазине «Нива» мы любили покупать булочки с изюмом «Жаворонок» в форме птицы. Там же продавались очень хорошие торты. У магазина бабушки торговали семечками и яблоками. А рядом было кафе «Луч» с очень вкусными чебуреками. В доме № 67 по проспекту Ленина был магазин «Молоко - кафетерий» с ещё более вкусными молочными коктейлями, там же были соки в конусных ёмкостях. Я предпочитал томатный сок с солью, которую брали ложкой из банки. Этот дом был построен в 1933 году. В нём жили известные тульские оружейники Ф.В. Токарев, М.Е. Березин. На крыше этого дома была сделанная из
лампочек афиша спектаклей, идущих в драмтеатре. На первом этаже дома № 65 по проспекту Ленина был длинный магазин «Овощи – фрукты – рыба – мясо». Потом его разделили на два магазина. В овощном отделе стоял автомат по продаже растительного масла. В мясном висели схемы разделки говядины, свинины, баранины, как в кинокомедии «Полосатый рейс». В моём детстве мясо постепенно исчезало из магазинной продажи. В итоге остались только свиные головы и ноги. Вопрос: а где остальное? Потом эти схемы убрали. Я помню время, когда не только мясо, но даже яйца приходилось возить из Москвы. Конечно, в электричке их удавалось довезти только в вёдрах. Позднее, когда в окрестностях Тулы были построены две птицефабрики, яйца и мясо кур перестали быть дефицитом.
Гуляли мы и по кремлю. Тогда он был в заброшенном состоянии, не то, что теперь. Но было интересно лазить по стенам. Мы забирались туда из башен по замусоренным полуразрушенным кирпичным ступеням. С северной стороны, за колючей проволокой, открывался вид на Тульский оружейный завод. Тогда он вплотную примыкал к кремлёвской стене. Только работники завода знали, что на Упе есть остров. Остальные туляки узнали это недавно, когда открылась Казанская набережная.
Долгое время Тула для меня ограничивалась центром. Мясново и Криволучье были далёкими неведомыми краями. Когда мне было лет восемь, маме дали билет на новогоднюю ёлку в ДК комбайностроителей. Помню, как мы долго ехали через одноэтажное Чулково в старом трамвае с деревянными сиденьями. В моих краях такие вагоны уже не ходили. Тогда в Туле появились чехословацкие трамваи с мягкими сиденьями, впоследствии заменёнными на пластиковые. На трамваях были стеклянные таблички, например «Рогожинский посёлок». Так называлось трамвайное кольцо у автовокзала, потом перенесённое к пединституту, а ещё позже к Менделеевскому посёлку.
Водопроводная вода в Туле и тогда не отличалась качеством. Многие набирали питьевую воду в роднике, находящемся среди многоэтажных домов между улицами Льва Толстого и Фрунзе. Там всегда была очередь. Мы с мамой часто ходили туда. Сначала я носил маленький бидончик. Потом, по мере моего роста, тара увеличивалась. Родник действует и сейчас.
В общем, мы жили – не тужили. Довольствовались тем, что есть. Чего нет – доставали в очередях, или в Москве, или на барахолке. Не хватало денег на вещь – копили или брали в кредит без грабительских процентов. Но главное, что теперь утрачено, – теплота отношений, духовная общность. Люди охотно помогали друг другу, но и государство не устранялось. Не было решёток на окнах, металлических дверей, домофонов, но преступности было гораздо меньше. Не было мобильных телефонов, но детей смело отпускали гулять одних. Это было общество, построенное на совершенно иных принципах.
На моей малой родине почти все здания сохранились и сегодня. Но нет уже тех магазинов, которые были здесь более полувека назад. Вместо молочного магазина – ювелирный салон. Вместо булочной «Нива» – ресторан быстрого питания. Кафе «Луч» снесено, и на его месте построено двухэтажное здание с пиццерией и магазином одежды. Мой родной двор со всех сторон заперт на кодовые замки. Стоит ли жалеть об этом? Не знаю. Жизнь не стоит на месте. Но для каждого человека лучшим временем является начало жизни, а лучшим местом – то, где он получил первые впечатления об окружающем мире.
Михаил Бузовкин, источник: газета "За прогресс"