Тула ушедшего века

Подписка на новости

Воспоминания, дневники

Воспоминания о Туле художника В. Рождественского

Обложка книги с воспониманиями художникаНа задворках улицы Мосина, за церковью Флора и Лавра каким-то чудом уцелел дом №7, в котором в 1884 году родился известный художник, учредитель общества художников-авангардистов "Бубновый валет" Василий Васильевич Рождественский (1884-1963). В 1960-е годы вышло малоизвестное издание "Записки художника", в котором были напечатаны интереснейшие воспоминания Василия Васильевича о детских годах, проведенных в этом доме. Сегодня мы публикуем текст, касающийся детства художника, проведенного в Туле:
"Еще в раннем возрасте я узнал из рассказов матери, что она и мой отец-священник жили прежде в селе.
Отец матери, мой дед, рано овдовел, и мать осталась сиротой в возрасте около пяти лет. По ее словам, дед был «поэтической» натурой: прекрасно играл на гуслях и любил пчеловодство. Как старшая дочь при одиноком отце, мать была не по годам развита, в шесть лет умела читать. Рано выйдя замуж, она всю жизнь занималась семьей и хозяйством.
Пожар в деревне, бедность заставили родителей искать нового места. Так как отец окончил семинарию первым учеником, его перевели в город Тулу. Благодаря городскому приходу и службе отца в консистории родители Семья В.А. Рождественского. 1880-е гг. Будущий художник - на коленях у материобзавелись небольшим деревянным домом на Старо-Павшинской улице (ныне Мосина - прим. адм.), где я и родился в 1884 году. Мои детство и юность прошли в Туле, среди оружейников, птицеловов и голубятников.
Первые восприятия жизни были у меня зрительными. Вспоминаю наш сад: яблони в высокой траве, усыпанные песком розовые дорожки, старую иву у забора. Помню грядки с цветущими петуниями, скабиозами, астрами, левкоем. В центре сада – цветочная клумба со скамьями вокруг, и недалеко, у соседнего забора, обвитая пасленом беседка в виде маленького домика с цветными стеклами в двери, через них я любил смотреть на сад, и он казался сказочным.
Иногда в высокой траве сада раздавался храп спящего человека: то Бывший дом Рождественских на Мосина, 7 цел до сих пор. Но находится в плачевном состоянии. Снято в 2021 годуприезжавший по делу из деревни родственник или односельчанин родителей, тяготясь городской суетой и волокитой присутственных мест, отдыхал на «матери сырой земле», представляясь мне богатырем из слышанных сказок.
В престольные праздники, в сумерки вдоль главной дорожки зажигались цветные бумажные фонарики, и пускался фейерверк, который устраивали старшие братья. Пиротехникой особенно увлекался брат Митрофан, служивший в аптеке. Разноцветные огни римских свечей наполняли меня восхищением.
На дворе жила рыжая корова, ее каждое утро выгоняли на улицу в общее городское стадо, медленно идущее по Старо-Павшинской улице на Церковь и колокольня Флора и Лавра. Около 1900 года. С открыткизагородные луга. По вечерам стадо возвращалось, и мы, дети, смотрели в окна, замечая, какой масти идет первая корова – «предсказательница» завтрашней погоды. Заходящее солнце золотит колокольню, и мирный вечер спускается на землю. На дворе пахнет парным молоком, струящимся в подойник с однообразным звуком, напоминая о конце дня и скором сне…

Пока мой реальный мир ограничивался домом, забором двора и садом, выходящим в неведомый мне переулок с большим кирпичным корпусом бро­шенного старого завода. Смутно вспоминаю, что однажды отцом была устроена поездка на лошадях за город всей семьей, куда — не помню. Река, луг, лес, увиденные мной впервые, произвели огромное впечатление, остав­шись в моем представлении, как сон.

Большая семья, состоявшая, кроме меня, из шести братьев и трех се­стер, не считая сирот — племянников отца, жила дружно. Старшие, помо­гая матери, которую мы все очень любили, присматривали за младшими, что сближало нас. Когда мне было лет пять, в реке Упе утонул мой брат Григорий, он был старше меня года на три. Мать тяжело переживала потерю. Мое сознание не сильно отозвалось на случившееся, и я, воспользовавшись растерян­ностью в семье, один вышел на улицу, направляясь к реке. Это было обна­ружено, я приведен к матери. Хотя она очень меня любила, но решила на­казать. Полученный урок привил мне чувство ответственности за свои по­ступки. и я запомнил его. Но дружба с матерью после этого не нарушилась.

С возрастом мой кругозор расширяется, двор и сад становятся тесными. Мы жили около церкви Фрола и Лавра, кругом нее шел проезд, в нем стоял наш дом. Проезд был довольно широк, и там, где не ездили, росла гу­синая трава, — прекрасное место для детских игр. Через окна с железными решетками в подвале церкви с проезда можно было видеть идущих по ули­це людей, что занимало меня: фигура человека срезалась окном, шли одни только ноги, и это казалось фантастичным. В жару из подвала тянуло сы­ростью и прохладой. На зеленой поляне проезда происходили встречи с соседними ребятами, шумные игры: в палочку-выручалочку, горелки, лапту, ладыжки (бабки); бесконечное пускание змея под аккомпанемент визгливых, скользящих в небе стрижей, которые жили под крышей церкви.

Зимой наша детская жизнь оживлялась катанием на салазках и ледян­ках с горы, устроенной в саду, беганием по политым дорожкам на коньках и лихими поездками по улице на «порожняках» — розвальнях, в которых мчались домой с базара подвыпившие крестьяне. На рождестве в комнате стояла душистая елка, украшенная разноцветными фонариками и золоче­ными орехами с сюрпризами. Помню игры в прятки, жмурки и тихие вече­ра, овеянные заботой и лаской матери.

Во время масленицы ходили со старшими на Хлебную площадь, где в балаганах смотрели увлекательные пантомимы, петрушку, канатоходцев и наездниц, скачущих на нарядных лошадях. А сияющая разноцветным бисе­ром карусель. Какое удовольствие кружиться под музыку верхом на коне! Если замерзнешь на улице, тут же можно выпить за копенку стакан горячего сладкого сбитня, пахнущего медом и душистыми травами.

Постом, правда, скучно: однообразный, унылый церковный звон и горо­ховый кисель с постным маслом. Зато под колокольней можно купить окра­шенного и позолоченного жаворонка из теста с детками на крыльях. Если его подвесить на трех нитках, связанных вместе, к верхней оконнице, почув­ствуешь близость весны.

Иногда в наш дом приезжали крестьяне из глухих мест Тульской губер­нии, с родины матери — Красивой Мечи. В лаптях, в домотканых клетча­тых паневах, высоко повязанные яркими платками, женщины производили большое впечатление, а их толстые сдобные ржаные лепешки, которые они привозили в подарок, казались особенно вкусными. Мать отдаривала всех: курящие крестьяне получали сшитые заранее из цветных красиво подобран­ных ситцевых уголков кисеты с махоркой, а женщины — платки. На дворе стояли телеги, фыркали лошади; куры и воробьи суетились у просыпанного овса; сено напоминало о запахе лугов.

В ярмарочные дни вся наша улица гудела, свистела, и мы, конечно, не отставали от надоедающих взрослым концертов, пока не ломались дудки, не разбивались свистульки.

Помню, прижимаясь к старшим, стою около церкви и с любопытством смотрю на страшных темных людей, ими пугали меня в раннем детстве: по улице растянулся цыганский табор. Впереди шли с посохами библейского вида бородатые старейшины. На их темно-синих кафтанах висели большие, как куриные яйца, серебряные пуговицы. По нашей Старо-Павшинской улице тянулась бесконечная вереница крытых повозок, запряженных пара­ми, тройками лошадей, наполненных скарбом — подушками, перинами. На них сидели цыганки в пестрых платьях, из всех мест торчали кудрявые головы цыганят. К некоторым повозкам были привязаны кони разных сортов и тощие волкообразные собаки. Жители улицы — взрослые, дети — выхо­дили смотреть на это необычное зрелище. И мы стояли долго, пока не про­езжала последняя повозка табора, уходящего в свободные просторы за город.

Освоив пространство двора, сада и проезда перед домом, детская мысль стремилась узнать, что делается на колокольне, откуда часто разносились гудящие звуки большого колокола. Как-то на пасхе я упросил брата взять меня туда. Взбираться пришлось долго, по внутренней винтовой каменной лестнице; местами проходили в темноте, нащупывая кирпичные стены. Ког­да поднялись выше, было неприятно ощущать сотрясение колокольни от

звона, а приблизившись к люку, выходящему на площадку звонницы, я за­жал уши и с трудом подошел к решетке пролета. Расстояние до земли, ма­ленький наш дом, сад, маленькие люди неприятно поразили меня, долго пришлось привыкать к пространству. Потом мне даже нравилось бывать наверху, рассматривать оттуда знакомые места Тулы.

Однажды я пробыл на колокольне целый день, с интересом наблюдая по­жар разгромленного буфета в городском саду, около кремля. Дело было так: в расклеенных заранее по городу афишах сообщалось, что такого-то числа, в таком-то часу из кремлевского сада на воздушном шаре поднимется госпо­жа такая-то (следовала фамилия), вход платный. Все шло хорошо: в на­значенное время сад полон публики, играет музыка. Еще больше было на­рода за садом у моста. Этим необычным событием заинтересовались глав­ным образом «казюки», настроенные всегда деятельно и пытательно, по­добно лесковскому «Левше». Очевидцы рассказывали потом, что в назна­ченный час шар по неизвестной причине не поднялся. Казюки, хотя и ожи­дали зрелища за решеткой сада бесплатно, должно быть, не вынесли пре­небрежения и, обладая сильным темпераментом, разломали ограду, разгро­мили буфет, а после, заливая свое огорчение вином, подожгли его. Пожар­ные боялись гасить. Черный дым стоял над кремлем. С колокольни было видно пламя горящего буфета, и шум подвыпившей толпы долго разносился по улицам. Воинственный народ туляки!

Бывая часто на колокольне, я даже научился звонить: справлялся один с четырьмя колоколами, работая обеими руками и ногой. Мои колокольные мелодии были приятны, и церковный сторож не гонял меня за какофонию.

Завтра престольный праздник Фрола и Лавра, покровителей четверо­ногих, — будут святить лошадей. За несколько дней мать начинает гото­виться к празднику. Придут родные, гости, поэтому в доме появляются разные яства, и мне особенно нравятся фруктовые желе в виде красивых крепостей с разноцветными трясущимися башенками.

С раннего утра в проезд, на поляну у церкви, приводят лошадей всех пород и мастей. Сидя с братьями и сестрами у открытого окна, я любуюсь красивыми конями. Все вокруг наполняется шумом, ржаньем, всюду ожив­ление!

Наконец, кончилась обедня. Церковный сторож выносит к наружному выходу из церкви столик с иконой праздника и медный кувшин с кропилом."

Читать еще

Форма входа